Отари подошел к Дронго.

– Его нельзя здесь оставлять, – твердо сказал художник. – Здесь два трупа и нет света. Он может сойти с ума.

– Как его увести, – спросил Дронго, – если даже вы, его самый близкий друг, не можете на него повлиять?

– Не знаю, – пожал плечами Отари, – я лучше останусь здесь, посижу рядом с ним. Его нельзя оставлять одного.

– Правильно, – поддержал его Вейдеманис, услышавший этот разговор, – пусть останутся вместе. А мы спустимся вниз.

Отари и Мамука остались в комнате, остальные мужчины вышли в коридор.

– Я вернусь к Толдиной, – сказал Дронго, обращаясь к Эдгару, – а вы спускайтесь вниз.

Он снова прошел к третьей спальне и толкнул дверь. На этот раз Буянов сидел рядом с Толдиной и молчал.

– В прошлый раз, когда я входил, вы убеждали свою собеседницу, доказывая, что так будет правильно, – сказал Дронго. – О чем вы говорили?

– Господи! – произнесла Толдина с каменным выражением лица. – Вы еще и подслушивали!

– Нет, не подслушивал, – возразил Дронго. – Я открыл дверь и поэтому услышал его слова.

– Воспитанные люди прежде всего стучат, – желчно заметила Толдина.

– А я невоспитанный человек, – парировал Дронго. – После второго убийства я стал невоспитанным. Мне кажется, что вам нужно объяснить, на чем вы настаивали.

– Я думаю, что нужно прекратить съемки, – пояснил Буянов, – и вернуться в Москву. Все равно сцены с Катей придется переснимать. Все остальное можно снять в павильонах. Я просил Наташу убедить в этом Погорельского.

– Он не согласится, – медленно и мрачно сказала Толдина.

– Должен согласиться, – вспыхнул Буянов, – обязательно должен!

– Вы можете рассказать мне, что произошло с вашей подругой во время съемок первого фильма? – спросил Дронго.

– Вам это так важно?

– Вы уже поняли, что очень важно. Возможно, что от этого будет зависеть наше расследование.

– Сережа, – снова обратилась к Буянову актриса, – достань мне еще одну сигарету. Только не выходи без свечи. Возьми свечку у нашего гостя, тогда быстрее найдешь лестницу. Иначе ты свалишься, и я буду переживать.

– Мне скорее всего никто и не даст сигарету, – пробормотал Сергей, поднимаясь со стула, и взял тарелку со свечой, которую принес Дронго.

Едва он вышел из комнаты, как Толдина сказала:

– Поймите меня наконец, что это не только мой секрет. Я не могу рассказывать при нем, осквернять память Катеньки. Какой вы неделикатный человек!

– Сейчас не время для церемоний. Убиты две женщины. Вы должны рассказать мне правду.

– Они были на съемках в горах, когда трое отстали от группы. Катя и еще двое мужчин. Кажется, звукооператор и помощник режиссера. В общем, они попали в очень неприятную историю – нарвались на бандитов. Обоих спутников Кати убили у нее на глазах.

– Это я уже знаю. Но ее оставили в живых?

– Ее изнасиловали, – выдохнула Толдина. – Она никому ничего не говорила. Только мне рассказала после той поездки в Турцию. Сказала, что это уже второе несчастье в ее жизни. Она была так потрясена, что потом целый год лечилась в больнице от нервного срыва. И затем твердо решила уехать. Переехала в Москву, сначала устроилась в какую-то студию, потом перешла на работу в наш театр. Она была очень талантливым человеком, но играла с каким-то надломом. Это трудно объяснить, нужно было видеть. Свои чувства она не играла, она переигрывала, эмоций иногда было слишком много. Впрочем, я ее не виню. Ей такое пришлось пережить!

– Понятно, – сказал Дронго. – Но когда вы в первый раз спустились вниз за сигаретой, вы заявили, что не хотите находиться в нашей компании. Что вы имели в виду?

– То и имела. Я думаю, что вы поняли, почему у Кати случился нервный приступ. Когда мы сюда приехали, она вдруг обнаружила среди мужчин одного из тех, кто был тогда среди ее насильников. Вы же понимаете, как это страшно. Она заперлась в комнате и сказала, что не выйдет оттуда до утра, пока мы не уедем отсюда.

– Она назвала кого-то конкретно?

– Нет. Но она видела вас всех. Это кто-то из мужчин, которые находятся в доме. Когда ее убили, я подумала, что это, возможно, случайность – поверила в неизвестного маньяка. Тем более что вы так ловко влезли в окно через веранду. Мне казалось, что убийца – неизвестный маньяк, который случайно напоролся на Катеньку. Но, видимо, я ошиблась. Я не думаю, что Нани убил все тот же маньяк.

– Тот же, – выдохнул Дронго, – только он хотел убить не ее, а вас. В темноте он решил, что это вы вышли из комнаты, где лежит убитая Шевчук. Вспомните, Нани заходила к вам перед смертью?

– Да, – растерянно сказала Толдина. – Вы думаете, что это меня... Боже мой! Какой ужас!

– Убийца ждал вас. Он увидел женщину, выходившую из комнаты, где была убитая Шевчук, и принял ее за вас. Времени у него было мало. Он открыл окно, чтобы имитировать побег, и ударил несчастную женщину ножом под сердце. Точно ударил.

– Значит, на ее месте должна была быть я... – Толдина закрыла лицо руками. – Какое несчастье! Какой ужас!

– Успокойтесь, – попросил Дронго. – Будет лучше, если вы успокоитесь.

– Значит, ее вместо меня?.. – Она снова заплакала.

– Подождите, – дотронулся до ее плеча Дронго. – Сейчас придет Сергей, а мне нужно задать вам еще один вопрос. Вы уверены, что мужчина, которого она боялась, был среди гостей нашего дома? Вы в этом уверены?

– Не знаю, – простонала Толдина, – я теперь ничего не знаю. Господи Боже ты мой, какое несчастье!

– Но Катя испугалась кого-то из присутствующих?

– Да, да, – убрала руки Толдина, – да. Может быть, она вас испугалась? Или кого-нибудь другого? Я не знаю, не знаю, кому верить. Как мне теперь жить? Что же мне делать?

– У меня еще несколько вопросов. Вы кого-нибудь подозреваете? Скажите мне, вы кого-нибудь подозреваете?

– Нет, – вздохнула она, – нет. Никого. Как я могу на кого-то подумать?

– Почему Шевчук сразу не сказала нам о своих подозрениях? Почему сразу не указала на человека, который показался ей похожим на того бандита?

– Разве вы не понимаете? – вздохнула Толдина, вытирая слезы. – Она не могла. Она не хотела, чтобы о ее позоре кто-нибудь узнал. Тем более Сергей. У них и без того случилась эта неприятная история с поездкой в Турцию, о которой вам рассказал Погорельский.

– Он плохо относился к Кате? – спросил Дронго.

– Только не он. – Слабая улыбка мелькнула у нее на лице, где еще не высохли слезы. – Только не он. На него вы не грешите.

– Я не спрашиваю, убил он или нет. Я спрашиваю: он плохо к ней относился?

– Не совсем хорошо, – чуть подумав, ответила она, – но на убийство он не способен. Нет, совсем не способен.

– Надеюсь, – пробормотал Дронго, и в этот момент в комнату вошел Сергей.

– Нашел сигарету, – радостно сказал он, – но, кажется, это последняя. Почти у всех сигареты кончились. Люди нервничают, волнуются.

– Спасибо, – поблагодарила, протянув руку, Толдина.

Сергей поднял свечу, недоуменно взглянув на Дронго.

– Опять вы ее доводили? – спросил он со скрытой угрозой.

– Ничего, ничего, Сереженька, все в порядке, – пробормотала Толдина.

– Останьтесь с ней, – строго произнес вместо ответа Дронго, забирая у Буянова свою свечу. – И не оставляйте ее одну ни при каких обстоятельствах, – добавил он, выходя из спальни.

Глава девятая

Спустившись вниз, Дронго обнаружил сидевших за столом уставших мужчин. Перед Усмановым стоял стакан чая «армуды». Он был грушеобразной формы, чтобы долго сохранять тепло. Рядом с ним на диване сидел Погорельский. Около него разместился Олег Шарай, устало откинувший голову на спинку дивана. В другом кресле расположился Алтынбай. И наконец, на стуле сидел Эдгар Вейдеманис.

– Как там себя чувствует Мамука? – спросил Эдгар.

– Плохо, – признался Дронго. – Отари остался рядом с ним, но ему очень плохо.

– Нам всем плохо, – тихо произнес Вейдеманис, – в такую ночь.